Ранд вынул из ножен на поясе нож и положил его у ног Эмис, а затем, после небольшого раздумья, добавил к нему свой ангриал – каменную статуэтку.
– Больше у меня ничего нет, – сказал юноша. Мэт тоже начал с ножа, висевшего на поясе, присовокупил к нему все припрятанные в рукавах, за пазухой, один извлек даже из-за ворота кафтана и сложил на земле столь внушительную пирамиду, что она, похоже, произвела впечатление даже на Хранительниц. На этом Мэт собирался остановиться, но, глянув на женщин, вытащил еще два из-за голенища сапога и добавил к и без того изрядной куче.
– Совсем о них позабыл, – с ухмылкой промолвил юноша и пожал плечами. Но немигающие взгляды Хранительниц Мудрости живо согнали ухмылку с его лица.
– И да примет их Руидин, – возгласила Эмис, глядя поверх голов юношей, и три Хранительницы Мудрости хором откликнулись:
– Руидин принадлежит мертвым.
– Им нельзя говорить с живыми, пока не вернутся, – продолжала Эмис, и три Хранительницы вновь протяжно подхватили:
– Мертвые не говорят с живыми.
– Мы не можем видеть их, пока они не вернутся в мир живых. – С этими словами Эмис закрыла шалью свое лицо, и все остальные Хранительницы сделали то же самое.
– Уходите прочь из мира живых, – проговорили они в унисон, – не тревожьте нас воспоминаниями об ушедшем. Не говорите о том, что доступно лишь взору усопших. – Хранительницы умолкли и выжидательно замерли, не открывая лиц.
Ранд с Мэтом переглянулись. Эгвейн видела, что они смущены и растеряны, и даже хотела подойти и заговорить с ними, но не решилась, побоявшись нарушить ритуал.
Наконец Мэт с деланным смехом промолвил:
– Ну а друг с другом-то мертвецы имеют право говорить? Интересно, уж не значит ли это… Впрочем, неважно. Как считаешь, можно нам ехать верхом?
Ранд покачал головой:
– Вряд ли. Похоже, придется идти пешком.
– Бедные мои ноженьки. Ну, стало быть, пора в дорогу. За полдня как раз и доберемся. Если, конечно, повезет.
Они начали спускаться в долину. Обернувшись, Ранд ободряюще улыбнулся Эгвейн, будто хотел заверить ее в том, что никакой опасности нет. Мэт же ухмыльнулся – так он ухмылялся, собираясь что-нибудь отчудить, например, сплясать на крыше.
– Надеюсь, ты не наделаешь… глупостей, а? – спросил Мэт товарища. – Я-то рассчитываю вернуться назад живым.
– Я тоже, – ответил Ранд, – я тоже. Юноши спустились по склону и удалились. Хранительницы опустили шали, лишь когда их очертания стали едва различимы.
Оправляя на ходу платье и ведя в поводу Туманную, Эгвейн поспешила к Хранительницам.
– Эмис, – промолвила она. – Я – Эгвейн ал'Вир. Ты говорила, чтобы я…
Эмис оборвала ее, подняв руку, и посмотрела на Лана, державшего под уздцы Мандарба, Типуна и Джиди'ина.
– Аан'аллейн, – обратилась она к нему, – здесь должны остаться только женщины. Ступай к палаткам, у Руарка тебя ждет вода и прохлада.
Лан дождался кивка Морейн и, поклонившись, удалился в сторону лагеря Руарка. Свисавший со спины плащ скрывал его тело: со стороны казалось, что в воздухе парят лишь голова и руки.
– Почему вы так его называете? – спросила Морейн, когда Лан отошел достаточно далеко и уже не мог их слышать. – Аан'аллейн означает Единственный. Вы его знаете?
– Мы знаем о нем, Айз Седай. Знаем, что он последний из Малкири, тот, кто не прекращал своей войны с Тенью, хотя весь его народ давно пал под ее натиском. Он исполнен доблести. Сон открыл мне, что если сюда явишься ты, то почти наверняка прибудет и он, правда, я не подозревала, что он повинуется тебе.
– Он мой Страж, – просто пояснила Морейн. Несмотря на спокойный тон Айз Седай, Эгвейн почувствовала, что Морейн встревожена, и догадалась почему. Эмис сказала, что Лан явился бы сюда "почти наверняка". Как это понимать? Ведь Страж сопровождал Морейн повсюду – он и глазом не моргнув отправился бы за ней в Бездну Рока. И почему Эмис сказала:
"Если ты явишься"? Выходит, Хранительницы не знали точно, придет Айз Седай или нет. Видно, толкование Сновидений не всегда позволяет однозначно судить о будущем. Эгвейн уже собралась спросить об этом, но тут заговорила Бэйр:
– Авиенда, иди сюда.
Авиенда сидела на корточках, обхватив руками колени и с безутешным видом уставившись в землю. Услышав призыв Бэйр, она медленно поднялась на ноги. Если бы Эгвейн ее не знала, то решила бы, что девушка боится. Едва волоча ноги, Авиенда приблизилась к Хранительницам Мудрости и положила перед ними мешок и свернутые шпалеры.
– Пришло время. – Голос Бэйр звучал не столь уж сурово, но по-прежнему неумолимо. Светло-голубые глаза пристально смотрели на девушку. – Ты и так слишком долго бегала со своими копьями. Гораздо дольше, чем следовало.
Авиенда с вызовом вскинула голову:
– Я – Дева Копья, – заявила она. – Я не хочу быть Хранительницей Мудрости и не буду!
Лица Хранительниц окаменели. Эгвейн это зрелище напомнило двуреченский Круг Женщин, когда перед ним предстает какая-нибудь провинившаяся девушка.
– С тобой и так обошлись гораздо мягче, чем бывало в мое время, – твердым как сталь голосом промолвила Эмис. – Я ведь тоже отказывалась, и тогда сестры по копью у меня на глазах сломали мои копья, а меня связали по рукам и ногам и нагишом отнесли к Бэйр и Коделин.
– А в руку тебе сунули куклу, – сухо добавила Бэйр, – чтобы напомнить о твоем ребяческом поведении. Помнится, за первый месяц ты убегала девять раз.
Эмис угрюмо кивнула:
– Точно. И всякий раз меня ловили, после чего я ревела как девчонка. За второй месяц я пускалась в бега всего пять раз. Тогда я считала, что силы и твердости мне не занимать, но вот ума у меня, видно, недоставало, а потому я только через полгода поняла, что вы гораздо сильнее и тверже меня. Но в конце концов я осознала долг перед нашим народом. Рано или поздно осознаешь его и ты, Авиенда. Ты не дитя. Настала пора отложить в сторону кукол и копья и стать той, кем тебе суждено быть.