Остальные дружно закивали.
– Если мы вскорости не найдем стеддинга, то все погибнем, – добавила женщина-огир. – Я уже чувствую… тоску… Мы должны найти стеддинг, чтобы остаться в живых. Должны.
– Я ничем не могу вам помочь, – печально промолвил Джонай, неожиданно почувствовав, как его сердце словно сжала тисками стальная рука. Земля действительно изменилась и продолжала меняться прямо на глазах. Там, где еще год назад расстилалась степь, теперь могли выситься горы. А тут еще Запустение разрастается. Троллоки и Мурддраалы, оказывается, вовсе не сгинули. Люди же уподобились диким зверям – крадут, убивают и не узнают Да'шайн, будто никогда о них и не слышали. Все потерялись, заблудились. И огир, и айильцы блуждают, словно в потемках. Невидимая рука сжала сердце еще сильнее. Джонай пошатнулся и упал на колени. Нестерпимая боль пронзила его грудь.
– Отец! – воскликнул Адан, упав на колени рядом с ним. – Отец, что с тобой? Тебе плохо? Как тебе помочь?
С трудом подняв руку, Джонай ухватил сына за ворот и, приблизив его лицо к себе, прохрипел:
– Уводи… людей… на юг. – Он с трудом выдавливал из себя слова между рвущими сердце спазмами.
– Отец, это ведь мы…
– Слушай, слушай! Уводи… айил на юг. В безопасное место… Блюди Завет… Храни… то… что доверили нам Айз Седай… пока они не придут! Путь Листа! Ты должен…
"Я пытался, – промелькнуло в его угасавшем сознании. – Солинда Седай, ты должна понять, я сделал все, что мог! Алнора! Алнора…"
Алнора. Имя истаяло, боль в груди Ранда отступила. Во всем этом, казалось, не было смысла. Как могли эти люди называться айильцами? Рядом, оскалив зубы в беззвучном реве, стоял Мурадин, впившийся ногтями в лицо, на котором алели царапины. Внутри колонн пульсировали слепящие огни, вокруг них завивались смерчи.
Вперед.
Джонай бежал по пустынным улицам, стараясь не смотреть на разрушенные дома и мертвые деревья чоры. Все погибло. Земля под ногами еще дрожала после последнего толчка. Джонай был одет в кадин'сор, обычную рабочую одежду, но то, что ему приходилось делать сейчас, не имело ничего общего с привычной работой, которой его учили. Ему было всего шестьдесят три года, он даже не поседел, но сейчас чувствовал себя разбитым, утомленным старцем. Никто не окликнул его у входа в Зал Слуг – у порога вообще никого не было. Внутри суетились люди с ворохами бумаг и коробками в руках, но на него никто не обращал внимания. Казалось, все были близки к панике, и с каждым подземным толчком это ощущение усиливалось. Он пересек приемную и начал торопливо подниматься по широким каменным ступеням. Серебристо-белый камень был испачкан грязью, но, похоже, теперь это никого не заботило. Он подошел к нужной двери, простой и неприметной в сравнении с высокими, вызолоченными дверями зала собраний, и без стука проскользнул внутрь.
Вдоль длинного стола стояли Айз Седай. Было их около полудюжины, и они, кажется, даже не замечали, что стены зала время от времени содрогаются, ибо о чем-то спорили. В зале находились только женщины.
Джонай поежился. Ему трудно было представить, чтобы здесь, среди них, вновь оказался мужчина. Но бросив взгляд на стол, он уже не поежился, а содрогнулся. Там, на расстеленном вместо скатерти Драконовом стяге Льюса Тэрина Теламона, Убийцы Родичей, лежал хрустальный меч. Сердце айильца сжалось. Почему эти вещи здесь? Почему их не уничтожили, как и саму память о проклятом?
– Что толку в твоих Предсказаниях, – почти кричала Оселле, и ее длинные волосы развевались, когда она в ярости трясла головой, – что в них толку, если ты не можешь сказать нам когда?! От этого зависит судьба мира! Будущего! Самого Колеса!
– Я не Творец, – возразила темноглазая Диендра голосом, почти не утратившим обычной невозмутимости Айз Седай, – я могу сказать лишь то, что Предвижу, и…
– Тише, сестры! – возразила Солинда, пожалуй, самая спокойная из всех.
Джонай взглянул на нее. Айз Седай была облачена в старомодное платье, напоминавшее с виду облако голубоватого тумана. Солнечно-рыжие волосы, почти такого же цвета, как и у него самого, ниспадали до талии. Дед Джоная служил ей еще юношей, но она была Айз Седай и даже сейчас выглядела молодой.
– Времени для споров не осталось. К завтрашнему дню Джарик и Хайндар будут здесь.
– Иначе говоря, Солинда, ошибиться мы не вправе.
– Тем более мы должны знать.
– Если есть возможность…
Джонай молча стоял в стороне – они сами позовут его, когда сочтут нужным. Он заметил, что кроме него и Айз Седай в помещении находится еще и Сомешта. Огромная фигура Нима, сидевшего у двери, возвышалась над Джонаем и казалось свитой из ветвей и листьев. Лицо его было испещрено трещинами коричневого и угольно-черного цвета, они же избороздили зеленую траву его волос. Он поднял огромные, орехового цвета глаза, в которых стояла тревога, и взглянул на Джоная. Джонай кивнул, а Сомешта потрогал пальцем трещину, задумчиво нахмурился и негромко спросил:
– Я тебя знаю?
– Я твой друг, – печально сказал Джонай. Он не видел Сомешту много лет, но слышал о том, что случилось с Нимами. Большинство из них погибло. – Ты катал меня на плечах, когда я был маленьким. Неужто ты ничего не помнишь?
– Песни, – пробормотал Сомешта, – пели тогда песни? Многое сгинуло. Правда, Айз Седай говорят, будто кое-что вернется. А ты ведь Дитя Дракона.
Джонай моргнул. Это название внушало страх и к тому же не соответствовало истине. Но нынче многие считали, что некогда Да'шайн служили именно Дракону, а не другим Айз Седай.
– Джонай!