Часть фургонов горела. Мертвые лежали там, где их настигла смерть. Лошади были выпряжены почти из всех фургонов, за исключением тех, содержимое которых вышвырнули на землю. Адан не сразу заметил, что те предметы, которые Айз Седай доверили попечению айильцев, валяются в грязи. Впрочем, он не впервые видел такое, так же как и тела убитых айильцев. В опустошенные фургоны вооруженные мечами, копьями и луками убийцы со смехом загоняли женщин. На глазах Адана в фургон грубо затолкали его дочь Рэю. Последнюю оставшуюся в живых из его детей. Эльвин умерла с голоду в десять лет, Сорелле сожгла лихорадка в двенадцать, а Джарен, когда ему минуло девятнадцать, бросился с утеса, поняв, что способен направлять Силу. Маринд погиб сегодня.
Адану хотелось кричать, хотелось броситься вперед и любой ценой остановить врагов, вернуть свое дитя. Но что он мог сделать? Вздумай он вмешаться, они убьют и его. Это не спасет Рэю, но может погубить детишек. Среди разбросанных повсюду обагренных кровью трупов попадались и детские тела.
Майгран вцепилась в него, будто чувствовала, что он может не выдержать и броситься вперед. Льюин напрягся, изо всех сил сдерживая дрожь, – он считал себя уже большим. Адан гладил детишек по волосам, прижимал к груди их головки. И смотрел. Он заставил себя смотреть до тех пор, пока окруженные всадниками фургоны не пропали из виду, направляясь к туманным горам на горизонте.
Только тогда он оторвал от себя детей и встал.
– Ждите меня здесь, – велел Адан, – ждите, покуда я не вернусь.
Вцепившись друг в друга, Льюин и Майгран растерянно закивали. Лица у них были бледные, распухшие от слез.
Адан склонился над одним из тел и мягко перевернул его. Сиедре казалась спящей, лицо ее было таким, каким он привык видеть его каждое утро. Он всегда удивлялся, замечая серебристые ниточки в ее золотых кудрях. Для него она оставалась юной, любимой и желанной, в ней была вся его жизнь. Адан старался не смотреть на колотую рану на груди и расплывшееся вокруг нее кровавое пятно.
– Что ты собираешься делать, Адан? Скажи нам, что?
Он убрал волосы со лба Сиедре – она всегда была аккуратной – и, медленно обернувшись, увидел кучку растерянных, перепуганных и возбужденных людей. Возглавлял их Сулвин – рослый мужчина с глубоко посаженными глазами, носивший длинные волосы, будто желая скрыть, что он айилец. В последнее время так поступали многие, хотя это не помогало. Нападавшие убивали всех без разбору.
– Я собираюсь похоронить мертвых и двигаться дальше, Сулвин. – Он умолк и снова бросил взгляд на Сиедре. – Что нам еще здесь делать?
– Двигаться дальше, Адан? Интересно, как ты собираешься двигаться дальше? У нас нет лошадей, почти не осталось ни воды, ни снеди. У нас ничего нет, кроме нескольких фургонов, набитых непонятными вещами, за которыми Айз Седай все равно никогда уже не явятся. Что это вообще такое, Адан? Что мы тащим в своих фургонах невесть куда и невесть зачем? Мы к этим штуковинам и прикоснуться боимся, но почему-то должны отдавать за них свои жизни! Нет, Адан, двигаться дальше, как раньше, мы не можем!
– Можем! – вскричал Адан. – Можем и двинемся! Раз нет лошадей, мы сами впряжемся в фургоны, но свой долг выполним до конца! – Адан немного испугался, поняв, что размахивает сжатым кулаком, и поспешно опустил руку. Его била дрожь.
Сулвин отступил на шаг, поближе к своим товарищам. – Нет, Адан. Считается, что мы рано или поздно должны найти безопасное место. Так вот, некоторые из нас именно этим и намерены заняться. Мой дед рассказывал мне истории, которые сам слышал еще ребенком. Некогда айильцы жили в покое, и люди собирались отовсюду, чтобы послушать их песни. Мы найдем такое место, где заживем мирно, и снова станем петь.
– Петь, – усмехнулся Адан. – Как же, я тоже слышал эти истории. Да, некогда айильским песням не было равных, но они давно забыты. Я не знаю их, и никто из вас тоже. Былые дни ушли безвозвратно, и древние песни сгинули вместе с ними. Мы не поступимся нашим долгом перед Айз Седай ради того, что никогда не вернется.
– Не говори за всех, Адан, – возразил Сулвин. Стоявшие у него за спиной приятели дружно закивали. – Мы найдем безопасное место. И песни тоже найдем.
Стук и треск позади заставили Адана обернуться. Сторонники Сулвина разгружали фургон. Большая деревянная клеть, ударившись о землю, сломалась, и из нее вывалилось нечто похожее на дверную раму из полированного краснокамня. Отступников оказалось немало. Не меньше четверти уцелевших айильцев усердно трудились, выбрасывая из фургонов все, кроме воды и съестных припасов. – Не пытайся остановить нас, Адан, – предостерег Сулвин.
Кулак Адана вновь судорожно сжался.
– Вы не айильцы, – заявил он. – Кто бы вы ни были, вы больше не айильцы.
– Мы придерживаемся Пути Листа, так же как и ты.
– Уходите! – сорвался на крик Адан. – Вы не айильцы. Вы пропащие. Пропащие! Потерянные! Не хочу больше вас видеть. Прочь!
Сулвин и его товарищи попятились и, рассеявшись, присоединились к разгружавшим фургоны.
Сердце Адана сжалось, когда он вновь взглянул на мертвые тела, разбросанные вперемежку со странными предметами. Убийцы с мечами взламывали ящики и клети в поисках золота или провизии, которая была дороже золота. Сокровища Айз Седай им были ни к чему, и они оставили их валяться на земле.
Адан окинул взглядом каменную дверную раму, резные каменные статуэтки, странные фигурки из хрусталя и горшки с отростками чоры. Сулвин и его сторонники считали все это ненужным хламом. Но ради этих вещей его народ жертвовал всем. Некоторые из них можно было попытаться спасти. Не все – и никто, кроме Айз Седай, не знал, какие важнее. Но некоторые можно и необходимо было спасти.